— А вы? — Ханна покраснела.
— Да.
— Как вы можете быть настолько в этом уверены?
— Я требователен к себе. К тому же я старше на десять лет, у меня больше жизненного опыта, и я знаю, что мне нужно и чего я хочу.
— И что же это?
— Я хочу процветания своей страны, мира в своем доме, а еще хочу, чтобы у меня были наследники.
— И это все? Мир, процветание и дети?
— Я реалист и знаю, что не могу ожидать от жизни слишком многого, поэтому я стараюсь, чтобы мои желания были простыми, а цели — достижимыми.
— Мне трудно в это поверить. Вы были знаменитым футболистом, благодаря вам Рагува вышла в финал чемпионата мира. Без больших амбиций вы не достигли бы такого успеха…
— Это было до того, как погибли мои родители. Теперь для меня важнее всего моя страна и моя семья. Ответственность перед страной превыше всего.
Услышав яростные нотки в его голосе, Ханна задрожала. Он был страстным, напористым — воплощением самой мужественности.
— И мне нужна такая же преданность с вашей стороны, — добавил он. — Если вы выйдете за меня замуж, развода не будет. Мы женимся навсегда, и если вы не можете обещать мне, что навсегда останетесь моей женой, вам здесь не место. — Зейл резко задвинул свой стул и протянул ей руку. — Впрочем, хватит на сегодня серьезных разговоров. Мы празднуем ваш приезд и предстоящие нам радостные события. Давайте постараемся хорошо провести время.
Остаток вечера пролетел незаметно — все присутствовавшие стремились поговорить с королем Зейлом и блистательной принцессой Эммелиной. Около половины одиннадцатого, когда ушли последние гости, Зейл проводил Эммелину в ее апартаменты на втором этаже.
Это был странный вечер для Зейла. Он испытывал смешанные чувства по поводу приезда Эммелины, но ее присутствие было необходимо для того, чтобы он смог выполнить свой долг. Его стране нужна была королева, а ему самому — наследники. Но если бы он мог жениться по любви, он никогда не выбрал бы Эммелину.
Зейл знал свои недостатки — он много работал, был слишком строг к окружающим и слишком фанатично предан своим целям, — но его достоинством была верность. Он очень гордился этим своим качеством и ценил его в других. К сожалению, он слишком поздно понял, что Эммелина верностью, скорее всего, не отличалась.
Ему было известно, что родители ее не баловали — напротив, они были строги с дочерью и предъявляли к ней требования, которым она в принципе не могла соответствовать. В глазах мира она была ослепительной, уверенной в себе принцессой, но ее отец предупредил Зейла, что порой с ней нелегко и что она сильно сомневается в себе.
Слова короля Уильяма д’Арси обеспокоили Зейла, потому что ему не нужна была сложная в общении и закомплексованная, а тем более слабая и капризная жена. Но покойный отец Зейла очень желал этого брака. Эммелина представлялась ему идеальной невестой для Зейла, и хотя он умер пять лет назад, сын решил исполнить его волю. Поэтому он надеялся, что, приехав в Рагуву, принцесса успокоится, остепенится и станет для него той самой идеальной парой.
Они вошли в ее комнаты.
— Сегодня был тяжелый день, — заметил Зейл.
Он все еще сомневался, стоит ли ему жениться на ней, но сегодня она вела себя совсем не так, как раньше. Она приехала в обещанный день, а вечером держалась безупречно. Более того, с ней было приятно общаться.
— Да, — ответила она.
— Завтра официального приема не будет, мы просто спокойно поужинаем вместе.
Она кивнула, и в ее голубых глазах промелькнуло выражение, которому Зейл не смог найти объяснения.
— Отлично.
Он смотрел на нее, недоумевая, как эта дружелюбная, приятная девушка могла быть той же холодной, безучастной Эммелиной, которую он видел год назад.
— Вам нужно что-нибудь еще? — спросил он.
— Нет, все было чудесно.
Ее ответ привел короля в еще большее замешательство.
— Никаких особых пожеланий? Я к вашим услугам и буду рад выполнить любую вашу просьбу.
Она покачала головой.
— Так вы рады, что приехали?
Ее полные губы изогнулись в робкой улыбке.
— Конечно.
И вдруг — может, оттого, что ее глаза блестели от слез, а может, из-за этой смущенной улыбки — самая красивая принцесса Европы показалась ему настолько одинокой и беззащитной, что он обнял ее, положив руку на ее обнаженную спину. Она подняла голову и взглянула ему в глаза. Рука Зейла скользнула ниже. Притягивая ее к себе, он чувствовал ее дыхание и полную, мягкую грудь. Он наклонил голову и накрыл ее губы своими. Это должен был быть короткий поцелуй на прощание, но, ощутив, как дрожат ее губы, он почувствовал мощное, неистовое желание. Голод. Страсть.
Все ее тело дрожало. Его сердце заколотилось от непреодолимого желания овладеть ею, и он углубил поцелуй, как будто бы она уже принадлежала ему. Ее губы раскрылись ему навстречу, и он начал покусывать их. Он был поражен тем, что она откликалась на его ласки. Ее кожа была восхитительно шелковиста, а крутые изгибы ее тела так соблазнительны, что ему захотелось завладеть ею полностью. Сорвать с нее платье и исследовать все округлости и впадинки на ее теле.
Что же, черт возьми, он делает? Они были в зале, и все скрытые камеры снимали их, передавая данные охране.
Его рука замерла у нее на бедре. Он посмотрел ей в глаза — ее взгляд был затуманен, губы распухли, и все ее лицо выражало крайнее изумление.
— Боюсь, мы устроили целое представление охране, — хрипло произнес он.
Ее лицо залилось краской.
— Мне очень жаль.